Любовь по-немецки – 2. Особые отношения - Мара Дорст

родную. Наверное, поняла, в сравнении с той другой, что я лучшая партия для ее сына. У меня больше нет колебаний, возвращаться ли к Жене насовсем после получения сертификата или остаться в Германии. Здесь, рядом с ним, мне так уютно и тепло, что вопрос выбора больше не стоит.

Но где-то глубоко внутри я знаю: он не изменился, он играет роль, выгодную для него сейчас. Я просто не желаю сталкиваться с правдой и заглядывать за нарядный фасад, который Женя мне демонстрирует. Мне гораздо легче сейчас спрятаться от реальности за ширмой собственных иллюзий, чтобы не травмировать себя и чтобы хоть ненадолго почувствовать себя в безопасности. Если я признаю, что он просто носит маску, мне придется признать и то, что я зашла в тупик. В Германии мне оставаться опасно, а в России мне некуда идти.

Когда Женя провожает меня в аэропорту Минеральных Вод, мы оба знаем, что эта разлука ненадолго. Мне нужно лишь закончить мои дела в Германии: явиться по повестке в отделение полиции по делу о домашнем насилии и дождаться школьного экзамена, который будет в феврале. Мне очень важно получить мой сертификат B1. Во-первых, будет жаль потраченных на изучение языка усилий, если я не доведу дело до конца. Во-вторых, мне хочется доказать самой себе, что я достигла этого уровня, а документ от носителей языка должен это подтвердить. В-третьих, я должна подумать о будущем: с документом, полученным непосредственно в Германии, я, возможно, смогу заняться в России репетиторством. А еще мне хочется успеть за оставшийся месяц побывать еще в каких-нибудь городах Германии, раз уже мне придется покинуть ее навсегда. Нужно воспользоваться возможностью, пока она у меня еще есть.

Йенс все время пишет мне письма с мольбами вернуться. Он страшно боится, что я обманула его и останусь в России. Ему тоже пришла повестка явиться в полицию, и мое возвращение просто необходимо, чтобы я забрала свое заявление. В последнем письме муж присылает мне фотографию подарка, который он купил мне к Рождеству: сережки в виде маленьких подковок, усыпанные искусственными разноцветными камушками. Женя глумится над подарком Йенса:

– И это он называет подарком? Купил в отделе бижутерии в обычном супермаркете! То ли дело мои подарки, да, Марина? – и он проводит рукой по моим волосам, задержавшись на золотых серьгах с александритом, красующимся в моих ушах.

Этот подарок Женя сделал мне на Новый год четыре года назад, когда мы только начали жить вместе после шести лет отношений. Серьги шли в комплекте с кольцом, но я ношу только серьги. Кольцо кажется мне несколько массивным из-за крупного камня, и я одеваю его крайне редко лишь по каким-нибудь праздникам. Но серьги всегда со мной. Даже ночью я не расстаюсь с ними.

– Да, они такие красивые, – говорю я, целуя его.

– И дорогие, – добавляет он, нахмурившись из-за того, что я забыла про такую важную деталь.

Он тщательно ведет подсчет всему, что потратил на меня или вложил в меня. Когда-нибудь мне будет выставлен за это счет. Когда-нибудь…

В поезде из Гамбурга я забываю свой любимый свитер, тоже подаренный мне Женей, и, обнаружив пропажу уже в Бад Бодентайхе, очень расстраиваюсь. И это только начало той череды неприятностей, которые обрушиваются на меня одна за другой после возвращения в Германию.

Через пару дней, я сваливаюсь в постель, подкошенная неизвестным вирусом. Наверное, я подцепила его в дороге. На дворе начало 2019 года, и мир еще ничего не знает о COVID. Но спустя время, вспоминая мои симптомы, тяжесть моего состояния тогда, я прихожу к выводу, что, возможно, я переболела коронавирусом. Никогда в моей жизни мне не было так плохо. Я вся горю от сжигающей меня лихорадки и задыхаюсь от кашля. Приступы настолько сильные, что я не могу спать. Приходится засыпать в полусидячем положении, опершись спиной на подушки. Сначала я еще пытаюсь курить, потому что вместе с болезнью потребность в никотине никуда не исчезает. Но это провоцирует настолько мучительные кашлевые спазмы, что я не могу остановить их по нескольку часов. Они изматывают меня до предела, и я вынуждена, в конце концов, отказаться от сигарет.

Мне приходится не только пропускать занятия в школе, но и позвонить фрау Вильке, чтобы поставить ее в известность о том, что в назначенный день я не смогу явиться по повестке.

Фрау Вильке приятно удивлена, что я сдержала слово и вернулась в Германию. Она желает мне «Gute Besserung» (скорейшего выздоровления) и просит позвонить ей, как только поправлюсь, чтобы она могла назначить новый Termin (встречу).

Во время болезни я вижу истинное отношение ко мне Йенса. Он демонстрирует абсолютное равнодушие, живет своей жизнью в гостиной за компьютером, пока я чуть не в бреду валяюсь в спальне. Он не приносит мне даже стакана воды, и мне приходится почти ползком от слабости тащиться на кухню, чтобы приготовить себе чаю. Но несмотря на мое состояние, непрерывный лающий кашель, он приходит и ложится посреди ночи в нашу постель. Конечно, на свою половину. Но его присутствие, когда я так больна, еще больше угнетает меня. Меня мучает жар, мне нужен воздух и пространство, а он стесняет меня, не дает мне нормально дышать, раскинуться на кровати, чтобы найти удобное положение.

– Йенс, – пытаюсь его увещевать, – ты же можешь заразиться. Я очень больна.

Но ему хоть бы что. Я даже с каким-то злорадством ожидаю, что у него скоро начнутся те же симптомы. Но он совершенно здоров, и это просто удивительно!

Наконец, уверенная, что у меня пневмония, я не выдерживаю и поднимаю вопрос о враче.

– У тебя есть страховка, – говорит Йенс, – ты можешь пойти к доктору Яблонски, нашему Hausarzt. Ты знаешь, где его Praхis (практика) – на углу нашей улицы, совсем рядом. Помнишь, я показывал тебе, когда мы вместе ходили в супермаркет?

– Но Йенс, я же не знаю, как это делается! – возражаю я. – Я еще никогда здесь не ходила к врачу! И я плохо говорю по-немецки.

– Нормально говоришь, – отрезает Йенс. – Я запишу тебя на Termin по телефону. Покажешь администратору страховку, когда придешь, и врач тебя примет.

Я так расстроена его отказом, что навлекаю на себя новое несчастье. Сидя в кровати и поставив между ног чашку с чаем, тянусь поправить одеяло и опрокидываю кипяток на себя. В первый миг я даже не понимаю, что за адская боль разливается у меня между ног. И только спустя секунду, сообразив, лихорадочно стягиваю с себя пижамные штаны, пропитавшиеся горячей жидкостью, вместе с трусами. Но уже поздно: я получила сильный ожог зоны промежности. Боль просто невыносимая, кожа между бедер малинового цвета. Мне и так было очень плохо, а тут еще новая проблема. Я редко позволяю себе плакать, но сейчас мне становится себя так жалко, что я не могу сдержать слез. Тем более, их никто не видит.

В аптечке Йенса нет никаких лекарств, кроме детских пластырей с забавными цветными картинками, и цинковой мази. Он никогда ничем не болеет, если не считать давления. Но я никогда не видела, чтобы он вообще принимал какие-то препараты, в отличие от меня. Я густо мажу ожог цинковой мазью, и это хоть немного позволяет мне продержаться до утра.

Termin у доктора Яблонски назначен на 10 часов, и я, собравшись с силами, плетусь на угол улицы. Несмотря на то, что мне нужно преодолеть лишь сотню метров, я еле передвигаю ноги. Не из-за боли между ног (она почти отступила), а из-за невероятной слабости.

Администратор вводит мои страховые данные с пластиковой карты Gesundheitskarte (медицинский полис) компании Barmer, которую я, к счастью, наконец, получила после стольких месяцев жизни в Германии. Мне предлагают пройти в комнату ожидания для клиентов. Это комната, в которой пациенты ожидают приема врача. Здесь находятся кресла и столик с журналами развлекательного содержания, чтобы скоротать время. Но мне не до журналов. Сажусь в углу, где можно прислониться к стене,